Я резко дёрнулся, оборачиваясь и вскидывая оружие, в очередной раз матеря себя на все лады, что не сменил патрон на пулевой, но за моей спиной всё было по-прежнему: лежащее тело, светящая лампа. Резко обернулся назад к сыну:
– Что?!
– Мы с Лиссой его только что убили!
9
Я, наверное, всё же плохой отец. Счастливец в браке, хороший, смею надеяться, муж, но как родитель не самый худший, очевидно, но… Хороший отец всегда знает, как вести себя с отпрысками, а дети чувствуют себя за ним как за каменной стеной. Всегда. Мы с Натой с самого начала поделили обязанности – я работаю, она смотрит за детьми и домом. Так сложилось само собой, а потом не нашли причин что-то менять. Зачем? Я пытался общаться с мелкими больше, но две работы оставляют не так много свободного времени, а хочется ещё и с любимой побыть наедине. Мы с женой старались вместе решать воспитательные задачи, показывали, насколько серьёзно воспринимаем Егора и Василису «как взрослых», объясняли, помогали в учёбе, разбирались с проблемами, но нужно быть честным перед самим собой, в общении с детьми я всегда был в роли ведомого обожаемой супруги. Да и вообще никогда не отстаивал позицию главы семьи. Нам с Натой даже в голову не приходило, что роль командира ячейки общества нужно как-то определять или делить! Как-то всегда само получалось, и я слишком привык к этому «само». А последние события, в которых дети проявили себя с лучшей стороны, вдвоём подставив плечо там, где я привык опираться на помощь любимой, подспудно убедили меня, что они уже повзрослели.
– Идиот! – Для того чтобы добраться до брата, Василисе пришлось буквально проползти на четвереньках, сил встать не было. Пощёчина вышла совсем слабой, Егор только покачнулся, но выражение лица разительно поменялось.
– Вася?
– Идиот! Он сам себя убил, не видишь, что ли, он на этой дряни сидит уже несколько лет. И прихватил с собой все порции «грани», какие у него были, чтобы колоть столько раз, сколько придёт в себя! Он тут уже четвёртые сутки валяется! Его личность уже была готова развалиться без внешнего воздействия. Он сам с собой это сделал, а не мы!!! – Последние слова дочь практически проорала, если можно орать срывающимся шёпотом. Тем сильнее оказался контраст, когда девочка совершенно спокойным голосом закончила: – И мы обязаны воспользоваться его жертвой, иначе она будет напрасной.
– Что? – Егор удивлённо хлопнул глазами.
– Что слышал. – Силы и голос постепенно возвращались к младшей. – Ты сканировал его… Мерха вместе со мной. У него в голове то, что нам нужно: язык, грамота, местные расклады. Где что находится, кто здесь главный. Как я уловила, выход из базы далеко в пустыне. У него какой-то транспорт здесь где-то есть, а мы даже не знаем, как им управлять. Ну, соображай уже быстрее!
– Н-но… – Кажется, сын шокирован точкой зрения сестры на события сильнее, чем «убийством». Мальчик с каким-то новым выражением лица перевёл взгляд на лежащего на полу наркомана, потом на сестру. – Мы просто так это возьмём и сделаем?
– Я не хочу умирать здесь в компании с этим Мерхом. – Вася прищурилась, будто всматриваясь в рекомое тело, и сморщилась, потирая висок. – Воды тут нет, еды тоже. Этот привёз небольшой запас и спрятал. Ай!
Егор бережно обхватил сестру за плечи и прислонил к плечу. Тихо резюмировал:
– Я думаю, это оттого, что мы слишком много информации пробуем осознать, мозги не справляются…
– Нужно по кусочкам. – Василиса рукавом отёрла лоб. Рука заметно дрожала.
– Мы не успеем даже за сутки, тут работы на несколько лет. А его сознание без личности скоро начнёт угасать.
– Мама записывала информацию на кристалл из своей головы, структурировала и записывала, а здесь уже структуризация проведена, единственную нелинейность мы сломали. Просто перенести, не осознавая. Кристалл у нас остался. – Она слабо мотнула головой в сторону приоткрытых ворот.
– Он может взорваться, как и большой. – Егору идея совершенно не нравилась. – И потом, что это нам даст? Осознавать всё равно придётся по кусочкам и очень долго, если переписать вообще получится.
– Получится. – Василиса с усилием отлипла от плеча брата, села ровно. – Это единственный шанс. Нам невероятно повезло наткнуться на этого, нужно воспользоваться возможностью. Иначе маму просто не найти!
– И что делать?
– Вот я и думаю…
– Я знаю, что делать, – вмешался я в спор детей.
Пока они обсуждали обстановку, я боролся с мучительным ощущением полной нереальности происходящего и одновременно с ещё более болезненным ощущением собственной бесполезности. У меня нет таланта к псионике, Ната говорила, что это генетический дар, в популяции людей довольно редкий. И что вообще полюбила меня за другой талант. Мне вдруг вспомнилась та ночь – пьяная пятёрка гопников, только теперь, с высоты своего возраста и опыта, я осознавал, для Наты я мог быть там полезен лишь как отвлекающий манёвр. Живой щит или, как говорят, мясо. Когда пятеро на одного – мышцы не решают, нужно оружие и умение им владеть. Но если оружия нет, то своей болью ты можешь купить несколько лишних шансов тому, кто способен совладать с противником. Я не мог помочь детям сейчас, в мире наверняка других, ушедших вперёд технологий, без пси-способностей, почти без оружия и умения применять даже то, что есть. Но я по-прежнему мог стать «мясом», живым щитом, только на этот раз не от людей, а от сложившейся ситуации. В положении или «все рискуют умереть», или «я рискую больше других, но, в случае выигрыша» у меня даже сомнения не возникло, что выбрать.
– Если я правильно понял, наркотик, как его, «грани», разработан имперцами для работы с памятью человека, верно?
– Па-ап.
– Дальше. – Я сделал знак не перебивать меня. – Этот препарат опасен, но не летален, человек после применения возвращается примерно в то же состояние, в котором был, так?
Егор машинально кивнул, Василиса нахмурилась.
– И последнее. Вася может переписать информацию не осознавая, это тоже я правильно понял?
– Отец!
– Папа!!! – Дети, несмотря на слабость, синхронно вскочили. – Ты же не…
– Дозировку вы можете считать у Мерха в голове. Я принимаю препарат, Лисса переписывает мне память донора, сколько получится, потом действие прекращается, и вуаля. Информация сама «распакуется» в моей голове. Ну, по вашим словам, вы настолько хорошо меня знаете, что угадываете мои мысли. Так что, надеюсь, не сотрёте любимому папе в мозгах что-нибудь ненужное.
Дети смотрели на меня огромными глазами, в них смешалось столько всего, что я и не пытался угадать отдельные эмоции. Зато сам, на удивление, испытывал не страх и опасения за исход процедуры, придуманной «на коленке». Нет, меня распирала идиотская гордость. Смогу! Всё-таки смогу защитить детей. Ната будет мной гордиться, если… КОГДА мы её найдём!
Часть вторая. Бороться и искать [90]
10
У меня никогда раньше не было опыта приёма наркотиков. Впрочем, едва ли «грань» можно считать наркотиком в прямом смысле слова – психотроп, вводя человека в изменённое состояние сознания, вовсе не вызывал чувство невероятного наслаждения. А вызывал он… боюсь, нужных слов описать, что я почувствовал, находясь под воздействием допросной химии имперцев, я просто не подберу. Словно ты проваливаешься сам в себя, твоя голова изнутри становится похожа на железнодорожный вокзал, смешанный с многоярусным автоматизированным складом и библиотекой. Тебе доступна любая часть памяти, более того, ты можешь выгрузить её на виртуальный поезд в виде мешков, ящиков и прочей тары и перевезти в другое место. Например, поместив воспоминания в оперативную зону, вспомнить что угодно настолько подробно, насколько это вообще возможно. С эффектом максимального присутствия. Это «безобидное развлечение», повторяемое раз за разом, сломало разум Мерха, впрочем, с головой у него и так было не всё в порядке. На земные годы мужику было шестьдесят пять (!!!), а он, видите ли, посчитал, что жизнь кончена. Эмо-инфантил хренов. Проблемы на работе, никому не нужен, живёт один, интроверт, ни с кем не общается, старается всё делать в одиночку, скорбит втихаря о старых добрых временах и страдает от того, что жизнь не удалась.