Интересно, какого дракона они собрались убить, если этот парень из Ватикана готов вот так, за здорово живешь, выложить эдакую кипу бумажек с королевским профилем? Не уверена, что жажду узнать ответ на этот вопрос… ох как не уверена.

— А сколько из них — вперед?

Маккормик улыбнулся. Я решила, что он давно не любовался на свою улыбку в зеркало — выглядело она… жутковато.

— Все.

Это был самый подходящий момент для того, чтобы развернуться и уйти — причем уйти с намерением оказаться отсюда как можно подальше. Вырученного за вампирские побрякушки вкупе с вознаграждением вполне хватило бы на дорогу до побережья и каюту на не самой дырявой посудине. Но, видно, этот день у моего личного ангела был выходным — он его, признаю, целиком заслужил, прикрывая мою шею во время последней охоты, зато мой личный черт явно был свеж и полон сил и желания заработать себе очки в послужном списке.

— Отлично, сеньор Маккормик, — клянусь, эти слова вылетели из моего рта словно сами по себе, без всякого участия рассудка. — Двадцать пять тысяч — и, как только я увижу цвет ваших денег, можете считать меня неофиткой.

Улыбка охотника стала еще шире… теперь она была еще и гнусной. Положительно, ему стоит улыбаться только своим недругам. Непременно намекну ему об этом… как-нибудь после… после того как получу деньги.

— Двадцать тысяч фунтов, мисс Карлсен, — сказал он. — И ни пенни больше. Я не торгуюсь. Никогда.

— Двадцать так двадцать… — не попытаться выбить из ватиканца большую сумму было бы, на мой взгляд, еще большей глупостью, чем тот факт, что я, похоже, всерьез собралась взяться за его дело. — Когда и где я смогу их получить?

— В банке, — лаконично отозвался Маккормик. — Прямо сейчас. Мы и так потеряли непозволительно много времени в этом городе. Монсеньор…

— Да благословить вас Господь, Алан, — поспешно произнес епископ.

Поспешно — потому что последние его слова я услышала, находясь уже на пороге потайного хода. Однако… давно уже меня никто даже не пытался тащить за локоть. Признаю, делал это Маккормик со всей подобающей деликатностью — но все равно захват его живо напомнил мне один малоприятный предмет из полицейского арсенала.

— Надеюсь, собрать вещи вы мне позволите? — мрачно осведомилась я, пригибая голову — низкий проход потайного хода явно не был рассчитан на шляпы с высокой тульей.

— Три минуты. Заедем на пути из банка. Вам должно хватить.

— А как насчет получаса на макияж?

Охотник рывком распахнул дверь и на миг замер, щурясь под лучами полуденного солнца. Затем, не выпуская мой локоть, достал из кармана рубашки дорогие, гномьей работы, противосолнечные очки и аккуратно надел их.

— Позже, — сказал он. — Когда мы вернемся к моей команде. Не переживайте, мисс Карлсен. Во-первых, вы прекрасны без всякой косметики…

От удивления я чуть не споткнулась о ступеньку. Надо же, этот парень умеет говорить комплименты!

— А во-вторых?

— Во-вторых, — сказал Маккормик, подводя меня к черной, весьма внушительного вида карете, — в моей команде есть один специалист по макияжу.

Иллика аэн Леда, табаконенавистница

Я разочаровалась в поездах, сделанных людьми.

Дело было даже не в скорости — хотя после стремительного «Пони-экспресса», который даже не летел, а словно бы падал к самому центру планеты, этот поезд, из «Юнион Атлантик» со своими двенадцатью милями в час выглядел даже не жалко, а попросту смешно. Все равно как, если вволю наскакавшись на молодом единороге, пересесть на клячу… нет, на корову. А внутреннее убранство вагонов третьего класса… эти жесткие деревянные лавки вообще вряд ли заслуживали того, чтобы именоваться подобным образом.

— Душно.

— Ты это повторяешь в третий раз за последний час.

— Да — отозвалась Юлла. — Хотя еще после первого я сказала, что куплю тебе веер, как только мне представится возможность.

— Я помню, — огрызнулась я. — Но вот прохлады в вагоне с тех пор ничуть не прибавилось.

Если быть совсем точной, ее стало намного меньше — присутствие четырех десятков человек в сравнительно небольшом замкнутом пространстве отнюдь не способствует улучшению качества находящегося в том же объеме воздуха. Особенно, если люди эти, равно как и их ближайшие предки, никогда не подвергались облагораживающему воздействию нашей, эльфийской культуры — в отличие, скажем, от моих поклонников на «Германике».

Закрыв глаза — или даже не делая этого, — я могла бы без всякого труда перечислись полный список продуктов, которые в течение последних суток употреблял в пищу каждый, находившийся не далее трех рядов от нас. Даже если бы они и не обсуждали с всевозможнейшими подробностями процесс приготовления, поглощения и благополучного, а чаще не очень, переваривания оных. При этом они прилагали максимум усилий, чтобы их слова мог разобрать сквозь стук колес не только собеседник напротив, но находящиеся в противоположном конце вагона.

— Я могла бы купить билеты в более дорогие вагоны, — совершенно правильно истолковала Юлла страдальческую мину на моем лице. — Но там бы мы привлекли внимание.

— Чем?

— Одеждой.

— А как насчет вагонов в конце поезда? — с надеждой осведомилась я.

— Они для лошадей.

На некоторое время я задумалась, пытаясь взвесить плюсы и минусы путешествия на охапке сена в обществе нескольких хоть и уступающих единорогам, но все же родственных им полуразумных существ, по сравнению с уже окружающей меня действительностью в виде особей, куда менее достойных этого статуса. Лошади смотрелись выигрышнее.

— Послушай, — начала я, — может, нам… о, нет!

Последняя реплика относилась к сидящей за пять скамеек от нас четверке молодых людей, один из которых только что закончил сворачивать из обрывка газетного листа чудовищных размеров сигарету.

— Юлла!

— Скреглик млин! — прошипела стражница, проследив за моим полным ужаса взглядом. — Надеюсь, их кто-нибудь остановит.

— А если нет? — прошептала я, глядя, как человеку с сигаретой в зубах сразу двое его соседей протягивают коробки спичек.

— Придется терпеть. Нам нельзя привлекать внимание.

Истинный Перворожденный обязан уметь вынести все. Лишения, пытки… все, что встретится на Пути. Лихорадочно перебирая в памяти имена самых известных мучеников нашего рода — Гиоля аэн Леда, три года проведшего в подвалах Инквизиции, Кирлана Стойкого, Майглю и остальных, — я приготовилась… приготовилась к подвигу. Но все мысли о возвышенном пропали, стоило лишь вонючему сизому облаку окутать меня, из глаз хлынули слезы, и гордая эльфийская принцесса, согнувшись в жутчайшем приступе кашля, едва не свалилась на заплеванный пол вагона.

— Так-так-так, кто это тут у нас?

Голос звучал на редкость неприятно… а вот разглядеть говорившего я пока не могла, занятая, во-первых, попытками вдохнуть хоть пару глотков относительно чистого воздуха, а во-вторых, вспомнить, где в этом платье находится платок и как воспользоваться им, не разорвав проклятую вуаль.

— Мисс такая нежная, что не переносит запах дыма? — насмешливо продолжило серое пятно передо мной. — Или красотуле просто стало скучно ехать в одиночестве и она решила привлечь к себе внимание достойных парней?

Левый глаз кое-как проморгался, и я смогла, наконец, идентифицировать обладателя гнусавого тенорка — им оказался один из приятелей курильщика. Лет двадцать, короткие черные усики, коричневая куртка в комплекте с такого же цвета штанами и явный дефицит мозгов.

— Отвали! — коротко скомандовала Юлла из-под низко надвинутой шляпы.

— Что?! — человек явно оказался не готов к тому, что сидящий напротив меня пассажир также захочет принять участие в диалоге. — Ты, ниггер чертов…

Даже если бы я вдруг и захотела предупредить его о том, что моя спутница очень не любит, когда ее пытаются схватить за плечо, мое предупреждение наверняка бы запоздало — движение стражницы было стремительным, как бросок атакующей змеи. Короткий хруст — и вот уже рука моей спутницы покоится на прежнем месте, а пытавшийся дотронуться до нее человек недоуменно пялится на свою кисть, пытаясь постигнуть, отчего она согнута под столь непривычным углом.