– Не буду, – пообещал Лёха. – Выше по течению имеется уютная заводь, заросшая густыми камышами.

– Вижу. А в камышах, похоже, гогочет гусь.

– Точно. Наверняка, подранок со сломанным крылом. Можно его добить, госпожа трепетная графиня?

– Можно… Да, торнадо пошалило здесь по полной программе. Это что же получается?

– Что ты имеешь в виду?

– Если бы рядом не оказалось дельной пещеры, то речные работящие воды перетаскивали бы сейчас и наши трупы? То бишь, вперемешку с птичьими и звериными?

– Вполне может быть.

– А противная и всесильная воронка не вернётся назад? – боязливо передёргивая узкими плечами и с опаской поглядывая по сторонам, спросила Ванда.

– Вряд ли. Снаряды, как правило, в одну и ту же воронку повторно не падают…

Вскоре на высоком речном берегу весело и уютно потрескивал жаркий костерок. В помятом котелке варилась уха из карасей, подаренных добрым торнадо. На вертеле, пристроенном рядом с пламенем, запекалась, истекая янтарным жиром, тушка упитанного дикого гуся. На сухих ветках, воткнутых в песок, сушилась мокрая одежда и обувь.

– Жизнь постепенно налаживается, – задумчиво помешивая веткой вереска в котелке, сообщил Лёха. – Перекусим и тронемся дальше.

– Налаживается? – недоверчиво хмыкнула Ванда. – Ну-ну…

– Есть сомнения?

– Так, некоторые и частные. Например, посмотри-ка на небо. Кто это над нами круги усердно нарезает? Симпатичные такие летуны. Чувствуется в них что-то такое…м-м-м, готическое…

– Перед нами, возможно, летающие динозавры, – понаблюдав за небом, предположил Лёха. – Этих, кажется, учёные называют «озёрными бродягами». Размах крыльев – до пяти метров. Высота в холке – на уровне метра. Плюсом – острые треугольные зубы. Плотоядные твари, понятное дело… Включаем, сероглазка, низкочастотные излучатели. Бережёного, как известно, Бог бережёт.

Эта предосторожность оказалась нелишней. Через полторы минуты парочка крылатых монстров пошла на снижение. Встретившись с излучаемыми невидимыми волнами, «озёрные бродяги» недовольно – хриплыми и противными голосами – «закаркали» и, заложив широкий круг, направились на юг…

В это же время по бескрайнему белому полю, ловко петляя между верхушками сосен и кедров, высовывающихся местами из-под многометрового снежного покрова, следовали два снегохода. За каждым из них – на гибкой проволочной связке – были закреплены тяжело-нагружённые пластиковые сани.

С утра подморозило, и ртутный столбик в термометре вплотную приблизился к пятидесятиградусной отметке. Поэтому седоки снегоходов были экипированы самым серьёзным образом и смотрелись пухлыми неуклюжими толстяками. Лица же путников были скрыты за специальными матерчатыми масками, заполненными мягким гагачьим пухом.

На первом снегоходе разместились Лана и Хан. На втором – Сизый и Облом.

«А Жаба и Мельник отказались ехать с нами, – не переставал мысленно удивляться Хан. – Почему? До сих пор толком не понимаю. Чудаки образованные. Какие-то хитрые «апатия» и «депрессия» – по словам Ланы – виноваты… А ещё Жаба сказала, что её, мол, ни капли не интересует дикий и нецивилизованный «степной» Мир. Гордячка старая выискалась. Тьфу! То же мне. Вот, и сиди теперь, чистоплюйка, в «Чистилище» до скончания жизни… Сколько этим двоим осталось? Сложно сказать. Солярка, кажется, закончится года через два-три. Ну, и что? За это время можно сложить хорошую и надёжную печь, заготовить целую кучу дров. Делать-то, всё равно, нечего, а Мельник – мужик с руками и правильными понятиями. Так что, если захотят, то выживут. Продовольствия же им – на двоих – хватит надолго… А мы уже третьи сутки в пути. Проехали больше двухсот пятидесяти километров, выражаясь местными мерами и терминами. Нормальный темп. Идём по графику. Вскоре остановимся на ночлег. Поставим палатку. Раскочегарим примус. Плотно поужинаем. Ерунда степная. Недели за полторы-две доедем до Белых скал. Не вопрос, как любит говорить мой названный брат Лёха. Главное, чтобы моя Лана не обморозила нежных щёк…»

Глава двадцать девятая

Финишная прямая

На багрово-алом закате пятого дня пути они вышли на южное побережье острова.

– Фу, наконец-то! – обрадовалась Ванда. – А то у меня уже икры ног начали слегка побаливать… Впрочем, достаточно легко дошагали. Без особых проблем, как ты, любимый, обожаешь говорить. Всякие динозавры и прочая непривычная живность, встреченная по дороге? Да, ну, ерунда. Всё это уже воспринимается – как бытовая обыденность, не вызывающая никакого удивления… Что у нас сегодня на обед? Доедим вчерашнюю зайчатину? Естественно, с вкусной мучной болтушкой?

– А не объявить ли нам – рыбный день? – предложил Лёха. – Посмотри-ка, радость моя, на ближайший ручеёк.

– Такое впечатление, что вода в нём – бурно-бурно – закипает. Что это такое, Алекс?

– Нерка, перепутав времена года, отправилась на нерест. Грех не воспользоваться этим благоприятным обстоятельством. Разводи, сероглазка, костёр, а я пошёл на рыбалку.

На ужин была подана отварная нерка.

– Чувствуешь, какая тёплая ночь? – увлечённо обгладывая рыбий скелет, спросила Ванда. – Пахнет чем-то непонятным. Какой-то приторной сладостью, слегка подгнившими морскими водорослями и ванилью…

– Влажными тропиками, – подсказал Лёха. – Очевидно, климат Земли продолжает неуклонно меняться.

– Что ждёт планету – этого Мира – дальше?

– Епископ Альберт говорил нам о зонах Холода и Жары, между которыми протянутся «благоприятные полосы», перемещающиеся туда-сюда. Может, так и будет. Может, древние предсказания блаженного Плиния окажутся ошибочными.

– И тогда – возможны варианты?

– Это точно. Ни капли не удивлюсь, если на наших Дальних островах – в краткосрочном периоде – вырастут непроходимые субтропические джунгли, заселённые профильными растениями, животными, ползучими гадами и насекомыми. Включая разнообразных динозавров.

– А потом вечнозелёные джунгли постепенно превратятся в безжизненную песчаную пустыню? – предположила Ванда. – Я имею в виду, если, действительно, в «старых» приполярных областях установится предсказанная Жара?

– Предсказания иногда сбываются. А иногда и нет. Только с течением Времени можно будет понять, насколько Плиний был прав. Только, к сожалению, не нам с тобой…

– Почему – не нам? – забеспокоилась супруга.

– Потому, что мы – буквально на днях – навсегда покинем негостеприимный Мир «церковников».

– Навсегда-навсегда? И никогда не узнаем, что произошло с этим Миром дальше?

– Не узнаем, – печально усмехнулся Лёха. – Впрочем, если бы мы даже и остались здесь, то, всё равно, не узнали бы.

– Почему?

– Цивилизации разумных гуманоидов гибнут на удивление быстро. Раз, два, и всё. А, вот, возрождаются они, наоборот, крайне медленно. То бишь, в течение сотен тысяч и даже миллионов лет. По крайней мере, так пишут в толстых научно-фантастических романах моего Мира… Давай-ка, сероглазая графиня, будем ложиться спать. Утро, как известно, вечера мудренее…

На утро Ванда выглядела хмурой и встревоженной.

– Что случилось, радость моя? – спросил Лёха. – Приснился очередной вещий сон?

– Приснился, – вяло откликнулась жена.

– Небось, пакостный?

– Неприятный.

– Давай, рассказывай. К твоим снам и предчувствиям я всегда относился, отношусь и буду относиться очень серьёзно.

– Хорошо, слушай… Топкие-топкие болота, заросшие разноцветными высоченными камышами. Над болотами летают-кружат неисчислимые тучи огромных комаров, слепней и мелких мошек. Эти твари нападают на всё, что движется. На краю болота лежит мёртвый северный олень. Он был уже старый. Комары и мошки искусали его до смерти, а после этого выпили всю кровь… Рассказывать дальше?

– Спасибо, не надо, – поднимаясь на ноги, заверил Лёха. – Я уже всё понял. Разводи костёр и кипяти воду.

– А ты куда?

– Готовиться к прохождению через комариные болота. Наши низкочастотные излучатели, к большому сожалению, на насекомых не действуют…